Боль он предвидел, к боли он был готов. Он прожил бок-о-бок с болью уже столько времени, что она стала для него почти старым другом.

 

А раз Генри умер, что у него осталось здесь, в этом мире? Родители у них умерли, а постоянной девушки у Эдди не было уже три года, с тех пор, как он заторчал на всю катушку - была только непрерывная череда давалок, ширялок, нюхалок. Ни одной порядочной. К *баной матери такие дела.

 

Наверное, так и должно быть, подумал Дэвид. Если ударяешься головой о кирпичную стену, что-то ломается, либо череп, либо кирпич.

 

Хотелось спать. Никогда в жизни ему так не хотелось спать. Но когда выполняешь свой долг, приемлемых причин для отказа никогда не бывает.

 

Джонни отступил назад, уперся ногой в плечо трупа и толкнул. Женщина медленно завалилась направо. Гигантские красные глазницы с изумлением, взирали на него, словно она недоумевала, как мог такой интеллигентный человек, лауреат Национальной книжной премии, столь невежливо обходиться с женщиной, пусть и сидящей в стенном шкафу.
- Извините, мэм, - склонил голову Джонни, - но так будет лучше для нас обоих, можете мне поверить.

 

"Бог не всегда лупит человека мордой об стол, - думает Роланд. - В большинстве случаев, но не всегда".

 

Я не веду философских дискуссий. Я не изучаю историю. Я думаю только одно: что прошло, то прошло, а что впереди, то впереди.

 

Он понял, что в нем вновь закипает злость, грозя перехлестнуть через край. Естественно, по-другому и быть не могло. Злость - вот его наркотик. Не виски, даже кокаин. Обычная злость.

 

Твоего Бога здесь нет, как не было его с Иисусом, когда тот умирал на кресте с залепленными мухами глазами.